Единственное, что освещает темную комнату – неоновый свет от аналоговых часов и экран телефона в руках Лухана. 23:28. Китаец бросает очередной взгляд на стремительно бегущие вперед цифры и раздраженно щелкает пальцами. Сэхун уже не ребенок, и, может быть, повторюсь, может быть, это нормально позволить себе погулять в законные выходные допоздна, но Лухан уверяет себя, что сейчас его беспокоит исключительно дисциплинарная сторона вопроса. В общежитии нужно быть в одиннадцать. Он хочет позвонить и нерешительно смотрит на фото контакта, с которого ему невероятно мило подмигивает макнэ группы, но не может. В последнее время Сэхун не отвечает на его звонки, а потом оправдывается тем что не слышал/был занят/забыл телефон. И будет неправильно сказать, что парня это не задевает.
Более того, отношения между этими двумя в последнее время стали очень странными. Лухан даже не сможет сказать точно, в какой именно момент Сэхун перестал делиться своими переживаниями с хёном, перестал покупать баббл ти на двоих и приходить к нему по ночам, потому что не спится и хочется кушать. Все свое свободное время младший стал проводить с Чонином или Тао, и Лу не может сказать, что ему это нравится. А как же я? Твой любимый хён?, - думает Лухан, расстроено вздыхая и наблюдая со стороны, как младшие весело смеются и устраивают шутливую драку между собой, а потом идут и покупают себе тот самый баббл ти, который Сэхун всегда пил с Луханом.
И Лухану не нравится слишком много скиншипа между Сэхуном и Чонином в последнее время. Ему не нравится, что в инстаграме Сэхуна стало слишком много Тао. И когда китаец очередной раз проверяет страничку младшего, он с раздражением откидывает телефон и обиженно отворачивается от него, недовольно сопя в подушку.
Да, иногда Лухан ловит себя на мысли, что он сам ведет себя как ребенок. И, наверное, это неправильно. Он пытается заговорить с Сэ, но тот отделывается короткими фразами и убегает. И китаец почти сдается. Теперь он проводит больше времени с Минсоком, а тот в свою очередь, наблюдая странное поведение друга, пытается его растормошить. «Прекращай «исинить», оставь это Лэю». Но это не мешает Лухану следить за младшим со стороны и таить в себе некую обиду непонимания. И какого-то другого ноющего в груди чувства, в котором старший еще не разобрался.
Но сейчас он почти полон решительности набрать до боли знакомый номер, потому что на часах уже 00:07 и послушные айдолы в это время должны сидеть дома, как дверь в комнату открывается и в нее буквально вваливается запыхавшийся Чонин.
- Хён, выручай! Некогда объяснять, но тут такое дело…в общем, вот адрес, надо Сэхуна забрать. Только Чунмён хёну не говори, ладно?
Лухан не совсем понимает речь дэнс машины группы, но ему достаточно имени Сэхуна в предложении и бумажки в руках, на которой внезапно корявым подчерком начеркан незнакомый адрес.
Он растрепан, на нем домашняя футболка и первая, попавшаяся под руку, толстовка, парень даже не уверен, что она его, но сейчас это не важно - в его голове тысячи мыслей, о том, что случилось с донсеном, в безопасности ли он, в первую очередь. Лухан сжимает в руках портмоне и записку, выбегает из общежития, накидывая капюшон по самые глаза, и ловит такси, благо с ними в Сеуле проблем нет.
Они едут не очень долго, но район Лухану не знаком. Полутемные улицы, освещаемые вывесками норэбанов, закусочных, компьютерных клубов и парочки баров. Китаец плохо знаком с этой стороной Сеула и не понимает, что Сэхун мог здесь забыть, а потому беспокойство только растет. Он расплачивается и выходит из машины, в последний раз уточняя у водителя тот ли это адрес, и получив в ответ утвердительный кивок, заходит внутрь. Обычный бар, посетителей не так много, несколько компашек по углам, которым нет дела до остальных. И несколько одиноких клиентов, в одном из которых Лухан безошибочно узнает макнэ.
- О Сэхун, засранец, ты себе не представляешь, как напугал меня! – китаец быстрым шагом подходит к нему сзади и в порыве обнимает со спины, стараясь не наделать много шума. А потом отстраняется, чувствуя характерный запах алкоголя, и его взгляд становится более жестким. - Постой, что ты делаешь в таком месте? Ты пьян?

Over and over, over and over
I fall for you
Over and over, over and over
I try not to (с)
- А что еще делают в таких местах, Чонин-а~ Но. Я чууть-чуть, правда~
Чонин? - недоверчивый взгляд на Сэхуна и Лухан хмурится. Разве можно его голос перепутать с голосом Кая, ведь они совершенно не похожи. И почему вообще первым человеком, о котором младший подумал в таком состоянии, был Ким Чонин. «Что у трезвого в голове…», как говорится. Нет, конечно, Чонин и его очень хороший друг, а не просто донсэн и товарищ по группе. Лу не имеет ничего против, только… это снова то самое неприятное чувство внутри, оно приносит дискомфорт, его хочется вырвать из груди, а пальцы невольно сжимаются в кулаки. Это что, ревность?
- Кай-а, а когда это ты успел перекраситься и стать ниже?
Китаец вздрагивает, то ли от собственных мыслей, которые только что чуть не перевернули весь мир Лухана с ног на голову, то ли от реплики Сэхуна, а потом молча смотрит на него, следуя за чужим взглядом на стол, где гордо восстают две опустошенные младшим бутылки соджу (Сколько же ты выпил...до этого?), и вновь смотрит на  виновника, который, судя по резко изменившемуся выражению лица и отчетливого шока в глазах, начинал приходить в себя, узнавая в лице Лухана именно Лухана. А потом Сэхун просто стонет и падает лицом на стол, отчего все, о чем думал до этого старший, вмиг улетучивается из его головы. Он снова придвигается ближе к донсэну и дотрагивается до его руки. Макнэ всегда был тем человеком, за которого больше всего переживал Лу. За которым ему больше всего хотелось заботиться, словно о своем младшем брате, которого у него никогда не было. Лухан знает, что никогда не бросит О Сэхуна в беде.
- Сэхун~а, тебе плохо? – он обеспокоен, и засовывает желание прочитать нотации куда подальше. На время, конечно. Отчитать младшего Лухан всегда успеет. А сейчас первоначальной задачей является доставка Сэхуна  до дома, живым и невредимым. – Потерпи немного, ладно? Я сейчас расплачусь.
Сэ ничего не отвечает, даже не меняет позы и Лухан сжимает его руку, перед тем как встать из-за столика и пройти к барной стойке. Он прячет чек в заднем кармане джинс, дабы в случае провала памяти у Сэхуна на следующий день, он мог бы ее освежить и помочь ему не совершать в дальнейшем таких ошибок. Проучить, грубо говоря.
- Пойдем скорее отсюда, это место ужасно, - шепчет на ухо Сэхуну Лухан в надежде, что младший не уснул, и осторожно трогает его за плечо. – Поднимайся и держись за меня, - нет, Сэ явно не спит, но продолжает играть в молчанку, и парень злится, потому что, не понимает, что он сделал не так в общении с Сэхуном, что тот объявил ему молчаливый бойкот. Не сейчас, задолго до этого. Лухан злится, потому что хочет, чтобы все было как раньше, и его любимый донсэн доверял ему как прежде. Он не выдерживает и тянет на себя младшего, слишком резко и они оба чуть не теряют равновесие, благо, что Лу трезв и мужественного оленя сложно сбить с ног. Он успевает удержаться за спинку стула, но чтобы удержать и Сэхуна, ему приходится обхватить его за талию одной рукой, прижимая к себе, и оказаться к нему лицом к лицу. Все происходит слишком быстро, почему-то становится жарко, и он нервно сглатывает, скользя взглядом по лицу Сэ. Невозможно догадаться, о чем думает младший, его зрачки расширены, может быть, алкоголь снова затуманил его разум, а взгляд самого Лухана задерживается на губах младшего, и через несколько секунд становится трудно дышать. Дикое желание почувствовать их вкус подкашивает уверенность Лухана в своей мужественности, его коленки дрожат как у школьницы перед первым поцелуем, и он боится, что Сэхун может услышать, как бьется его сердце даже через одежду. Эта мысль пугает, и заставляет прийти в себя, отрезвляет, но как-то слишком жестоко. Лухан поспешно отводит взгляд, как беглый преступник, оглядываясь по сторонам, не заметил ли кто, и больше не смеет поднимать голову, потому что там эти губы, и о Боже, зачем он только что вспомнил привычку младшего их облизывать. Слишком яркая картинка встает перед его глазами совсем не вовремя.
- Да держись же, черт возьми! – готовый провалиться сквозь землю, он срывается и, не дожидаясь действий Сэхуна, перекидывает его руку через свою голову, и ведет их к выходу. Резкие неуклюжие движения, неловкое молчание. Он никогда прежде не повышал голос на Сэ, и ему стыдно, но чувство страха от того, как отреагировало его тело на донсэна минутами ранее, намного выше. Может, он просто опьянел от одного запаха перегара в этом захудалом баре?
Приятная прохлада окутывает тело, стоит им выйти из помещения, а свежий воздух наполняет легкие, невольно хочется вдохнуть полной грудью и сказать, что все будет хорошо.
- Давай мы тебя немного проветрим, - хочет спросить, но получается как утверждение. Диалог не вяжется, может по очевидной причине, что никто из этих двоих не пытается его завязать. Лухан отпускает Сэхуна, и тот незамедлительно убирает руку. - Идти сам сможешь?
Они идут плечом к плечу, почти касаясь друг друга, но ощущение пропасти между ними увеличивается с каждым шагом. Лухан старается ни о чем не думать, не пытаться разложить по полочкам свои чувства, не пытаться анализировать свое поведение, не задаваться вопросами типа «Кто виноват и что делать?». Помутнение рассудка, не иначе.
Но он все еще не может остановить это бешенное сердцебиение, стоит ему кинуть взгляд на младшего, случайно задеть плечом или даже просто вспомнить о своем желании в том злосчастном заведении.
- Идём сюда, где-то здесь должны быть скамейки, - Лу дергает Сэхуна за рукав – макнэ, кажется, ничего не слышал, погруженный в себя – и кивает в сторону тропинки в небольшой парк. – Я устал. Отдохнем и поедем домой.
Уже поздно, парк освещается тусклым светом фонарей, и из прогуливающихся, кроме этих двоих, никого нет. И это почти идеально. В поле зрения Лухана попадается обычные детские качели, он садится на них, несильно отталкиваясь ногами, а Сэхуну взглядом предлагает сесть на лавочку рядом. Иногда так хочется чего-то простого. Жизнь айдола – это не только вечное веселье и праздник. Изнуряющие тренировки и постоянные разъезды. Это практически полное отсутствие свободы. И только редкие ночные вылазки, чтобы просто пройтись по улицам, скинусь с плеч этот груз, всего на пару часов, представить, что ты никому ничем не обязан, и просто живешь. Ради мечты, многим приходится жертвовать.
- Тебе повезло, что Чунмён сегодня уехал домой. С Крисом я улажу, если попадемся, - говорит то ли, чтобы заполнить тишину, то ли правда желание успокоить макнэ – того не могли не беспокоить последствия. Кажется, Лухан был груб с младшим сегодня, и он хочет загладить свою вину. Может, стоило просто извиниться, но в мыслях китайца то, о чем, по его мнению, прощение придется вымаливать. Прости, Сэхун-а, я накричал на тебя, потому что захотел поцеловать, но не мог. Ты ведь простишь меня, с кем не бывает? - Лу ёжится, то ли от пронизывающего ветра, который он раньше не замечал, то ли от внутреннего «извинения».
Это не укладывается в голове. Хотя бы потому, что долгое время до этого, для Лухана Сэхун был еще ребенком. Как родители, не желающие замечать, как взрослеют их дети, Лухан не хотел замечать, как взрослеет Сэхун. Но сейчас китаец видит, как изменился этот ребенок. Не только тем, что теперь приходится смотреть на него снизу вверх, вытаскивать из бара, потому что простой баббл ти уже не решение проблемы, но и тем, как изменились черты его лица, неуловимо,  но если вглядеться, оказавшись так близко, как сегодня, спустя долгое время, что эта близость сносит крышу и Лухана уносит ураганом из его домика, в котором он бы хотел прятаться до конца своих дней. Но уже поздно. Крыши-то нет. И Сэхун вырос. Да не просто вырос, а еще и вызывает странные желания.
- Я могу понять, ты устал - репетиции, концерты, недостаток сна, но… - Лухан хочет убежать от внутренних монологов, кусает губы и поднимает взгляд на макнэ, его голос дрожит и становится еле слышным. - Сэхуни, не делай так больше.